Не обращая внимания на мою просьбу, он впустил в камеру начальника тюрьмы и двух престарелых типов в черных одеяниях с мрачными лицами. Я демонстративно отвернулся. Они подождали, пока охранник уйдет, а затем самый худой из них открыл папку и двумя пальцами вытащил оттуда листок бумаги.
– Я не собираюсь подписывать прощальную записку самоубийцы, чтобы вы потом прихлопнули меня во сне, – грубо сказал я.
Он слегка опешил, но постарался не обращать внимания на мои слова.
– Несправедливое заявление, – торжественно произнес он. – Я королевский прокурор и никогда не прибегаю к подобным мерам.
Все трое одновременно кивнули, как будто их дернули за веревочки. Эффект был настолько поразительным, что я тоже чуть не кивнул.
– Добровольно я не расстанусь с жизнью, – быстро повторил я. – Это мое последнее слово.
Но королевского прокурора, немало повидавшего на своем веку, трудно было сбить с толку. Кашлянув, он зашелестел бумагами.
– Вас обвиняют в совершении серьезных преступлений, молодой человек, – забубнил он, изобразив на лице скорбную маску. Я безразлично зевнул. – Однако я надеюсь, что вас не предадут суду, – продолжал он, – ибо это причинит вред другим лицам. Сам король заинтересован в этом, он искренне желает закончить дело мирным путем. Я пришел сюда, чтобы исполнить его желание. Подпишите эту просьбу о прощении, и вас посадят на корабль, сегодня вечером вылетающий с Фрейбура. С вас будут сняты все обвинения.
– Хотите избавиться от меня, чтобы скрыть пьяные драки, которые происходят во дворце? – презрительно спросил я.
Лицо королевского прокурора покрылось багровыми пятнами, но он сдержал себя. Если меня вышвырнут с планеты, все мои усилия пойдут прахом.
– Ваши речи оскорбительны, сэр! – возразил он. – Не забывайте, что вы и сами в этом замешаны. От чистого сердца предлагаю вам принять снисходительность Его Королевского Величества и подписать. – Он протянул мне бумагу, но я разорвал ее на клочки.
– Чтобы я еще извинялся? Никогда! – закричал я. – Я защищал свою честь от пьяниц и воров, потомков тех, кто лишил мой славный род его законных прав!
Тогда они ушли, причем начальнику тюрьмы, как самому молодому из всех, я показал дорогу пинком в зад. Все шло по плану. Дверь с лязгом закрылась, и я – мятежный и воинствующий сын земли Фрейбурской – остался сидеть в камере. Я сделал все возможное, чтобы привлечь внимание Анжелины. Если же она не заинтересуется мною, я рискую провести остаток дней в этих мрачных стенах.
Ожидание всегда плохо действовало мне на нервы. Я могу предаваться размышлениям в спокойные моменты, но по натуре – я человек действия. Одно дело приготовить план и смело претворять его в жизнь. Совсем другое – сидеть в сырой тюремной камере и размышлять, сработает ли план и не вкралась ли какая ошибка в расчеты.
Может, сбежать отсюда? Дело нетрудное, но я решил воспользоваться этим лишь в самом крайнем случае. Выйдя на свободу, мне придется скрываться, и Анжелина не сможет вступить со мной в контакт. От нетерпения я сгрыз на руках все ногти. Следующий шаг должна сделать Анжелина, мне же оставалось терпеливо ждать. Я надеялся, что она примет правильное решение, проанализировав мои неистовые выходки.
Через неделю я стал потихоньку сходить с ума. Королевский прокурор больше не показывался, и мне никто не предъявлял никаких обвинений. Они не знали, что со мной делать, и надеялись, что я сбегу из тюрьмы. Что я уже и был готов сделать. Выйти из этой убогой тюрьмы не составляло никакого труда. Но я ждал весточки от моей любимой преступницы. Я проигрывал в голове различные варианты. Может, она окажет какое-нибудь давление на нужных людей при дворе, и меня освободят? Или передаст напильник, чтобы я выбрался отсюда своими силами. Эта возможность казалась мне наиболее подходящей, и каждый раз я с нетерпением разламывал хлеб, надеясь отыскать что-нибудь внутри. Однако ничего не находил.
На восьмой день Анжелина сделала свой ход в наиболее привычной для нее манере. Ночью я проснулся от какого-то странного предчувствия. Никакого шума не было слышно, и я на цыпочках подошел к двери и через решетчатое окошко увидел приятную картину. В конце коридора на полу валялся ночной охранник, а над ним стоял человек в черном, сжимая в мускулистой руке увесистую дубинку. Затем появился второй человек в таком же одеянии, и они вдвоем потащили охранника к моей камере. Один из них вытащил из кармана кусок красной ткани и вложил его в бесчувственные пальцы охранника. Когда они подошли к моей камере, я отскочил от двери и бесшумно нырнул под одеяло.
В замке заскрежетал ключ, и в камере зажегся свет. Я сел в кровати, моргая, будто только что проснулся.
– Кто вы? Что вам надо? – спросил я.
– Быстро вставайте и одевайтесь, Дибстол. Мы освободим вас, – сказал головорез, сжимая в руке дубинку.
Я задумчиво почесал подбородок, затем спрыгнул с кровати и прижался спиной к стене.
– Убийцы! – зашипел я. – Так вот что придумал подлый король Вилли? Хотите накинуть мне на шею петлю, а потом заявить, что я сам повесился? Что ж, без боя я не сдамся!
– Не будьте идиотом! – прошептал мужчина. – И не надо орать. Мы пришли, чтобы освободить вас. Мы – друзья.
Еще двое в черном вошли в камеру, а в коридоре мелькнул четвертый.
– Друзья? – закричал я. – Убийцы, вот вы кто! Вы дорого заплатите за это преступление!
Человек из коридора что-то прошептал остальным, и они направились ко мне. Мне хотелось получше рассмотреть главаря. Это был мужчина невысокого роста, если это только был мужчина. Одежда на нем висела свободно, а на голову был натянут чулок. Анжелина как раз такого роста. Но прежде чем я успел что-нибудь рассмотреть, головорезы набросились на меня. Я врезал одному в живот и отскочил в сторону. Но в тесной камере преимущества были на их стороне. Я был бос и без оружия, а они не стеснялись использовать свои дубинки. Я с трудом сдержал улыбку, когда они повалили меня на пол.